Глава II. РАЗГРОМ НАУКИ И ОБРАЗОВАНИЯ
12 июля 1940 года трое советских учёных – В.Вернадский и двое его учеников В.Хлопин и А.Ферсман - отправили записку на имя Председателя Совнаркома СССР и в Президиум Академии наук. Они писали: “Мы считаем, что уже сейчас назрело время, чтобы Правительство, учитывая важность решения вопроса о техническом использовании внутриатомной энергии, приняло ряд мер, которые обеспечили бы Советскому Союзу возможность разрешения важнейшего вопроса современной науки”.
Предлагалось поручить Академии срочно приступить к выработке методов разделения изотопов урана, форсировать работы по проектированию сверхмощного циклотрона в Физическом институте АН СССР, создать государственный фонд урана.
Уже 16 июля Урановая комиссия была создана, в неё вошли В.Хлопин – председатель, его заместители – В.Вернадский и А.Иоффе. Создание этой Комиссии заложило основы интенсивных атомных исследований, приведших к развитию атомной энергетики, к созданию атомной и водородной бомб в Советском Союзе.
О состоянии дел в науке РСФСР 80-х годов, т.е. последних лет существования СССР, можно получить представление из справочника “Страны мира” (М., “Политиздат”, 1985).
Это при коэффициенте пересчёта по уровню цен 1:100, хотя на конец 2009 года этот коэффициент должен быть принят как 1:120.
В конце 1980-х годов в мировой науке работало 12 миллионов человек, из них в СССР – 3 млн, в РСФСР – 1,5 млн человек. В советское время по числу исследователей на душу населения Россия занимала первое место в мире, сейчас мы опустилась до седьмого места, нас обогнали не только США и Япония, но и Израиль. На 2004 год персонал занятый научными разработками, составляет в России менее 840 тысяч человек, а собственно учёных среди них – 491 тысяча человек. Число учёных на 10 тысяч человек ныне составляет в России 75, в Финляндии 164, в Японии 99, в США 86 человек.
По данным академика В.Страхова численность работников в научной сфере в 2003 году составляла не более 600 тысяч человек, за 2006 год это число сократилось до 470 тысяч. За период с 1990 по 2003 год количество научных и проектных организаций сократилось в 7.8 раза, конструкторских бюро – в 3.6 раза, научно-технических подразделений на промышленных предприятиях – в 1.8 раза. В 90-е годы прекратили своё существование 800 институтов, что привело фактически к отмиранию понятия “отраслевая наука”.
Приводя данные, характеризующие степень разрушения науки в современной России академик В.Страхов писал, что в 2003 году вклад российской науки в мировую составил 3,75% и если не принять экстренных мер, то этот вклад снизится до 2.0-2.5% , а для фундаментальной науки это означает, что “полный крах её в ближайшие пару лет неизбежен”.
Осенью 2004-го года президент В.Путин за заседании Госсовета по поводу ситуации в науке привёл следующие данные – за последние 10 лет:
Вот некоторые основные данные о разгроме науки времён Индустриальной Державы, какой был Советский Союз (2007 год).
В результате политики, проводимой демократическим государством в отношении науки, средний возраст кандидатов наук сегодня составляет 53 года, докторов наук – 61 год, действительного члена РАН – за 70. В науке произошла “возрастная катастрофа” − исчезло поколение научных сотрудников в возрасте от 30 до 50 лет. Если учесть, что активный возраст в науке приходится на 30-40 лет, необходимо признать, что не только количественные, но и качественные показатели русской науки упали и продолжают падать, приводя науку России в недееспособное состояние. Сегодня творческий потенциал науки близок к нулю, а в ближайшие годы наука покончит своё существование по чисто физиологическим причинам.
О состоянии науки в 2006-м году говорил академик Г.Месяц: “…доля нашей наукоёмкой продукции на мировом рынке составляет 0,3 процента. Ну, так ведь мы и имеем копейки! Англичане, японцы вкладывают в науку в год по 100 миллиардов долларов, ещё через фонды столько же добавляют. У нас в этом году на всю науку России выделено 2,7 миллиарда долларов, из них только около трети идёт на фундаментальные исследования. Вся академия с сотнями институтов финансируется как один университет в США”.
По доле финансирования из государственного бюджета российская наука находится сегодня на уровне Таиланда и Румынии. Хотя в 1996-м году вступил в действие Федеральный закон “О науке”, согласно которому на обеспечение этой отрасли должно было направляться не менее 4% от расходной части бюджета, это требование ни разу не выполнялось. Финансирование науки год от года сокращается: в 1997-м году на научные исследования истрачено 2.8% ВВП, в 2003-м году – 1,28% (уровень Советского Союза 1946-1950 годов), мировой уровень – 1,5-3%. Расходы на научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы в 2007-м году составили 0,46% ВВП. Такую разрушительную финансовую политику проводят демократические власти в отношении науки, хотя “расходы на науку в обязательном порядке должны быть перенесены в число защищённых статей бюджета, то есть, они не должны сокращаться ни при каких условиях”, как справедливо считает академик В.Н. Страхов.
В 2006-м году финансирование фундаментальной науки России составило 35 млрд рублей, в том числе 21 млрд рублей получила РАН. Для сравнения: в 2000-2001 годах общий бюджет по спонсорским исследованиям университета в Стэнфорде составил 660 миллионов долларов, что сопоставимо с бюджетом всей Российской Академии наук, затраты на финансирование исследований фирмы “Сименс” (Германия) больше, чем финансирование всей науки в нашей стране. “У нас финансирование науки в сотни раз ниже, чем в Соединённых Штатах, а требования к отдаче чуть ли не такие же”, – говорит вице-президент РАН А.Некипелов. Сегодня финансирование науки в России в 200 раз ниже, чем в США и в 40 раз меньше, чем в Китае
В течение восемнадцати лет чиновничий аппарат пытается ограничить финансирование науки, ссылаясь на необходимость её самоокупаемости. Сегодня около трети финансовых поступлений научных организаций идёт от непрофильной деятельности. Без государственного финансирования остались экспериментальные работы, оборудование катастрофически устарело, а попытка заняться внедрением уникальных научных результатов свелась к тому, что, например, с помощью передовой лазерной техники изготавливаются вывески коммерческих фирм и пунктов по обмену валюты. Эти примеры “стрельбы из пушки по воробьям” следствие того, что академические институты, надеясь выжить и сохранить научные кадры, занимаются абсолютно чуждыми им проблемами. При этом власть забывает, что Российская Академия наук создавалась как организация, финансируемая государством, призванная обеспечить не только его научно-производственные интересы, но и высокое качество образования в стране. Полностью игнорируется также опыт цивилизованных стран, где наука в обязательном порядке пользуется государственной поддержкой.
Лауреат Нобелевской премии, академик РАН Ж.Алфёров сказал на встрече в Донецке (“Дуэль”, № 18-19, 2007 г.): “Можно услышать, что в “цивилизованном” мире цивилизованный бизнес оплачивает научные исследования. Это в чистом виде враньё! Во всех странах, в том числе и так называемых “цивилизованных”, к которым мы, прежде всего, относим США, научные исследования (и фундаментальные, и прикладные) оплачивает государство. Бизнес оплачивает только то, что нужно сегодня, конкретные работы, где он видит прибыль. А то, что будет через пять лет, его не интересует.
Я специально провёл исследование. В 20 ведущих американских университетах финансирование научно-технических разработок на 50-60% идёт из федерального бюджета, на 20-30% из бюджетов штата, и лишь 10-15% составляют частные инвестиции. Поэтому забота о науке – это государственное дело. Бюджетное обеспечение науки, здравоохранения и образования – это святой долг государства. Относительно финансирования есть очень простой принцип: один миллион – на научно-исследовательские работы, десять миллионов – опытно-конструкторские работы, 100 миллионов – производство. Но без миллиона, вложенного в НИР, сто миллионов, вложенных в производство “сгорят” и ничего не получится. Кроме того, не надо думать, что если будут науке платить больше денег, то у нас всё изменится. Научные исследования должны быть востребованы промышленностью и экономикой”
Роль внутрифирменных научных подразделений сейчас крайне мала, их удельный вес в общем количестве научных организаций страны в 2002 году составил 6.5%, в общем объёме затрат на исследования доля внутрифирменной науки составляет 6%. Снизилось число высших учебных заведений, в которых ведутся научные исследования, сегодня она составляет 40% от общего количества. В странах с развитой рыночной экономикой внутрифирменной наукой выполняется основной объём научных исследований: 65% в странах ЕС, 71% в Японии, 75% в США.
В составе основных фондов научных организаций России основная часть оборудования сегодня старше 20 лет. Доля машин и оборудования старше 11 лет составляет более 42%, почти 20% вычислительной техники научных организаций имеет возраст от 6 лет и старше. Значительная часть научных организаций, которые в советское время имели развитую опытно-производственную базу, в настоящее время её потеряли из-за низкой заработной платы работников. Из-за нехватки средств на поддержание материально-технической базы всё чаще экспериментальные работы заменяются численным компьютерным моделированием физических процессов.
Известно, что показателем работоспособности учёного является количество статей в научных журналах. За последние десять лет доля статей авторов из России снизилась почти вдвое. “Мы видим, что около 80 наших институтов, скажем так, вяло относятся к подготовке и публикации своих результатов. Каждый научный сотрудник публикует статью в лучшем случае раз в два года. В 34 институтах научный сотрудник пишет статью раз в четыре года…” (из выступления вице-президента РАН В.Козлова на общем собрании РАН 18 мая 2005-го года). По показателю цитируемости работ в научной литературе российские учёные находятся на 120-м месте в списке 145 стран мира.
В советское время количество заявок на изобретения было в 10-15 раз больше, чем их подавалось в 1995 году. При этом изобретатель получал премию за каждое своё изобретение, не тратя ни копейки за подачу и рассмотрение заявок. По данным В.Маркусовой, научного руководителя гранта INTAS, вклад России в мировую науку за пятнадцать лет (начиная с 1991 года) сократился в 15 раз. На мировом рынке высоких технологий в настоящее время вклад России составляет 0,5%, США – 60%, Сингапура – 6%.
Бурное развитие науки в СССР способствовало прогрессу культурной, социальной жизни, в частности в наукоградах, где научно-исследовательские институты были градообразующими, определяя существование больших масс людей. В Современной России в наследство от Советского Союза досталось 65 научных городков, из них 45 – это города, остальные – посёлки. Примерно половина наукоградов имеет численность населения от 20 до 100 тысяч человек, более 100 тысяч жителей имеют 11 городов науки, большинство из которых расположено вблизи Москвы. О размере Новосибирского городка можно судить по данным 2000-го года – это примерно 130 тысяч человек.
Таким образом, проблема состояния наукоградов – это не частная проблема, она касается более миллиона жителей России. Следует принять во внимание, что они были ориентированы на крупные промышленные предприятия, целый ряд которых сегодня или прекратил своё существование, или занимается непрофильной деятельностью.
М.Кедров из Новосибирска в журнале “Эксперт - Сибирь” (№ 41, 2005 г.) пишет о наукоградах: “Несмотря на нарастающий груз социальных проблем, академгородки в советское время выполнили свою миссию, находясь на переднем крае фундаментальных исследований… Но, возвращаясь к реалиям рыночной экономики, нельзя не признать, что в чистом виде академгородки сохраниться не могли… Пока не находят приемлемого решения основные проблемы российской действительности: как переломить инерцию “сырьевого-придаточного” сценария? Как перейти на орбиту постиндустриального развития? Как эффективно распорядиться всё ещё конкурентоспособными остатками российской фундаментальной науки и образования?”
Наукограды как форма организации науки в советское время решали множество проблем стратегического характера, в частности создание атомного оружия. Однако, академгородок, изолируя учёных, создавал и массу проблем, являясь, по сути, научным гетто. Власть над значительными материальными ресурсами делала их администрацию всесильной, обрекая учёных на полную, почти крепостную зависимость. Академгородок полностью отрывал учёных от потребителей их знаний, от широкого участия в образовании молодёжи, от реального производства. Научный городок создавал массу социальных проблем из-за убожества инфраструктуры, проблем с трудоустройством членов семьи (жён научных сотрудников), обучением детей и т.п. Изоляция, усиленная сегодня нищетой, привела к деградации людей высокой квалификации, свела научный потенциал академгородков практически к нулю.
Газета “Московский Комсомолец” привела очень показательный пример состояния дел в науке на примере города Зеленограда. История Зеленограда – столицы советской электроники началась в марте 1958-го года, когда Совет министров СССР принял постановление о строительстве города-спутника Москвы. За первые десять лет существования города в нём было создано 8 крупных институтов с опытными заводами, в настоящее время в городе 11 НИИ, два – общероссийского уровня.
Зеленоград является самым учёным городом Европы: людей с высшим образованием в Европе - 23% населения, в Лондоне – 37%, в Париже – 30%, в Москве – 41%, в Зеленограде – 44%. Делая вид, что не понимает положения вещей, газета задаётся вопросом: “Раз они такие умные – почему такие бедные?” А бедными они стали, как и вся страна, с начала 90-х годов, когда сырьевому государству не понадобилась столица электроники. С началом демократизации Зеленоград получил самый высокий уровень безработицы и самую низкую заработную плату. Половина трудоспособного населения Зеленограда отправилась на заработки в Москву.
Другой пример – подмосковная Черноголовка: “Научный городок Черноголовка выделяется среди своих собратьев. Создавался он как полигон для взрывов, а стал центром высоких технологий. Назвать какую-то определённую специализацию, которой подчинена работа его институтов, невозможно: сегодня здесь изобретают практически всё – от ракетного топлива до лекарств против болезни Альцгеймера” (Е.Кокурина, газета “Московские новости”, №22, 2006 г.).
В 2006-му году Черноголовка получила статус наукограда, но это не даёт преимуществ в финансировании научно-исследовательской деятельности, позволяя получать деньги из бюджета лишь на городские нужды. “Учёные не могут полностью распорядиться своими разработками. В этой связи далеко не все здесь с энтузиазмом воспринимают амбициозные планы подмосковного правительства о создании на территории Черноголовки технопарка со статусом особой экономической зоны технико-внедренческого типа. Есть опасения, что выиграют от этого лишь посреднические бизнес-структуры, которые будут заниматься внедрением научных разработок”, - продолжает Е.Кокурина.
На примере Института физики твёрдого тела РАН в Черноголовке видно состояние дел в наукограде: в 90-годы на работу сюда пришёл только один молодой специалист. С 1991-го года в Черноголовке общая численность работающих в научных организациях сотрудников сократилась на 40%.
Однако, летом 2006-го года, когда Черноголовка праздновала свой 50-летний юбилей, директор ведущего института посёлка академик С.Алдошин опубликовал в газете “Поиск” статью под названием “Черноголовка фонтанирует идеями”, хотя любому нормальному человеку ясно – если чем и фонтанирует Черноголовка, так это водкой и лимонадом “Колокольчик”. Посёлок из научного центра превратился в вотчину завода фирмы ОСТ-Алко. Именно он делает сегодня Черноголовку знаменитой на всю страну, придумав рекламный призыв: “Пейте без остановки напитки из Черноголовки”. Бодрые же выступления академиков подобных С.Алдошину вызывают только одну реакцию – сомнение в психическом здоровье автора, воспринимающего ситуацию столь неадекватно.
Раздвоение личности вообще заработает любой, кто почитает опекаемую академиком В.Гинзбургом газету “Поиск”, которая позиционирует себя как “газета научного сообщества”. Жизнерадостный тон публикаций резко контрастирует с опустевшими лабораториями, ветхим оборудованием, нищетой стареньких научных сотрудников. Читателю наверняка покажется, что оптимисты-академики живут в неком параллельном мире, не соприкасающемся с миром реальным. Ложь, ставшая обыденной практикой газеты, помогает властям убивать науку в тишине, без лишней огласки.
Вывод из всего сказанного такой: восемнадцать лет разгула демократии в стране поставили науку в России на грань гибели. Потерян авторитет, который столетиями имела русская и советская наука в мире. На фоне разговоров президента страны и членов правительства о необходимости “инновационного прорыва”, который якобы должен вывести страну из состояния сырьевой колонии “цивилизованных” стран, наука балансирует на грани выживания. Многочисленные правительственные обещания сводятся к мелким подачкам, которые едва позволяют стремительно стареющим научным кадрам прокормиться.
Казалось бы, государство, хоть как-то озабоченное сохранением своей независимости, должно принять срочные меры по исправлению катастрофического положения в науке. Однако новые реформы науки преследуют всё яснее обозначающуюся цель – полное уничтожение науки.
© В.И.Бояринцев и Л.К.Фионова. Авторское издание.