К 120-летию А. Эйнштейна и
80-летию великой легенды о нем.
Я не журналист и не вполне уверен, что предлагаемый Вам материал “тянет” на статью. Кроме того, девиз редактируемого Вами издания гласит, что “Дуэль” - это газета “для тех, кто любит думать”. Между тем, в предлагаемом материале - все сплошь цитаты, сиречь, чужие мысли, почерпнутые из различных (как правило, малоизвестных) источников. Разумеется, многое из сказанного этими авторами можно было бы изложить короче, а многочисленные ссылки и кавычки затрудняют чтение, но все-таки самое ценное во всем этом - указанные в тексте источники, к которым можно всегда обратиться за более подробной информацией по теме.
Последнее замечание не случайно: к моему большому огорчению многие из выступающих на страницах “Дуэли” довольно легкомысленно обращаются с фактами, так что материал, который Вы, я надеюсь, уже держите в руках, поможет Вам как редактору отсеивать пустопорожнюю болтовню от действительно интересных размышлений читателей-авторов.
Чтобы не быть голословным, напомню о некоторых из наиболее запомнившихся “перлов” из Вашей газеты. Так, некто В. Физматов (№ 43/98) пишет о “двух известных французских ученых”, из которых один на самом деле был голландцем (Лоренц); ни на чем не основано его же утверждение, что какие-то работы Пуанкаре якобы “плохо лежали” (и потому, дескать, были украдены); С. Иншаков (№ 25/98), а вслед за ним М. Саяпин (№ 30/98) пишут, будто “общую теорию относительности Эйнштейн создал сам”, что также не соответствует действительности; наконец, в рецензии на очень толковую книгу В. А. Ацюковского некто М.С. (тот же неряшливый М. Саяпин?) разоблачает рецензируемого автора за использование ленинского “Материализма...”, искажая все наиболее ценное в книге Владимира Акимовича, и тем самым напрочь дезориентируя читателей.
Скажу откровенно: не вижу ничего зазорного, если кто-то вдруг воспользуется идеями Ленина для разоблачения теоретических бредней Эйнштейна. (Для сравнения: используют же эйнштейнопоклонники для прославления своего божества, например, Чарли Чаплина). Куда интереснее и важнее другое: теории Эйнштейна не выдерживают критики не только Лениным, но и ленинскими оппонентами - махистами-богдановцами (включая самого Э. Маха); не выдерживают они также критики и со стороны А.Ф. Лосева, крупнейшего философа вне всяких направлений и “школ” (включая ленинскую); наконец, даже сторонники теософии (!) камня на камне не оставляют от бредней этого мирового “гуру”. И, тем не менее, Эйнштейну с его теоретическими безумствованиями - все нипочем, все сходит с рук!.. Это ли не феномен?
Наконец, последнее. Передавая свой материал, я не тешу себя иллюзиями и не рассчитываю на его публикацию (хотя бы из-за его объема). Однако очень хотел бы, чтобы он пригодился лично Вам как автору, не единожды выступавшему на затрагиваемую тему. Поэтому я хотел бы обратиться с просьбой - максимально полно использовать в Вашей журналистско-редакторской работе этот сведенный воедино и собранный за многие годы материал об Эйнштейне, ведь главное - это не чья именно фамилия стоит в конце текста, а СВЕТ - В МАССЫ.
В.К. БУЛАВИН
Этот вечно сутулящийся человек с большими выразительными глазами и взъерошенной шевелюрой стал одним из символов уходящего столетия, человеком-легендой, чье имя сделалось синонимом гениальности, а его теория относительности и другие работы в фундаментальной физической науке прочно ассоциируются с наивысшими достижениями человеческого разума. Речь идет, без преувеличений, об одной из уникальных личностей: “Сравните, к примеру, “случай Эйнштейна” с другим крупным открытием в физике, которое произвело сенсацию во всем мире благодаря прессе,- пишет А.Пайс в книге Научная деятельность и жизнь Альберта Эйнштейна (М., 1989, с.298). - Я говорю о Рентгене и лучах, открытых им 1895 году. Тогда в центре внимания было само открытие, а отнюдь не личность ученого. Значимость открытия сохранилась, но его освещение в печати после достижения пика постепенно сошло на нет”. В случае с Эйнштейном наиважнейшими оказались, наоборот, не реальный вклад ученого в науку, а именно личность и, если угодно, “культ” этой личности, созданный средствами массовой информации всего мира.
Между тем “можно точно определить, когда родилась легенда об Эйнштейне - это произошло 7 ноября 1919 г.” (Пайс, с.295): именно тогда лондонская “Таймс” поведала о сенсационном докладе британских астрономов, обнаруживших, как уверяют, подтверждения теоретических изысканий ученого. В какие-то считанные дни дотоле малоизвестное имя автора малопонятной теории было слаженно прославлено неугомонными журналистами Старого и Нового Света. Сколь массированной была эта кампания можно судить по “Нью-Йорк таймс”, которая первый материал об Эйнштейне напечатала 9 ноября 1919 г. и, удивительное дело, “с того дня не проходило ни одного года, чтобы его имя не упоминалось в этой газете в связи с его научной работой, но чаще в связи с чем-то другим” (Пайс, с.295).
С первыми же сообщениями в печать проникли и первые интригующие странности. Пайс отмечает: “Статья в “Нью-Йорк таймс” от 9 ноября написана неплохо, но там есть одна неточность. Дж. Дж.Томсон, если верить газете, выразился следующим образом: “Это одно из величайших - возможно, самое великое- достижение человечества за всю историю науки”. Слов, которые я (Пайс. - Ред.) выделил, Томсон не произносил, но, конечно, так лучше звучит” (с.295)!.. Звучит-то оно хорошо, да только непонятно, как случилось, что эти слова были вложены в уста Дж. Дж.Томсона - одного из тех “дорелятивистских физиков, которые упрямо не желают признавать теории относительности” (А.Ф.Иоффе, “Успехи физических наук”, 1937, с.134)? Дальше - больше: в той же статье “Нью-Йорк таймс” говорилось, что “один из выступавших на заседании Королевского общества заявил, что с Евклидом покончено”, однако, поясняет Пайс, и “это не соответствовало действительности, но лучше “смотрится”” (с.295).
Подобных головоломных загадок и труднообъяснимых странностей, появившихся в биографии Эйнштейна только потому, что оно просто эффектно “смотрится” или лучше “звучит”, скопилось такое множество, что сегодня, в год 120-летия ученого и 80-летия появления великой легенды о нем, справедливо будет обратиться к истинным фактам, развеяв по возможности некоторые неправдоподобные слухи и мифические напластования, связанные как с релятивистскими теориями, так и с личностью их создателя.
Впрочем, обо всем по порядку...
Наука с черного хода
“Широко разрекламированная личность Эйнштейна как единственного автора новой революционной теории довлеет над остальными настолько, что вроде бы и сомневаться неудобно в том, что только он и совершил этот небывалый по масштабу переворот в науке”,- читаем в книге “Воровство и обман в науке”,первого выпуска в новой большой разоблачительной серии “Наука с черного хода” (СПб., 1998). А чтобы развеять любые неудобные сомнения относительно авторства концепции релятивизма на обложку книги вынесен интригующий вопрос: “Знаете ли Вы, что... теория относительности Эйнштейну не принадлежит?”
Автор книги, идеи и названия уникальной серии о мошенниках и аферистах-”интеллектуалах” С. Г. Бернатосян причисляет Эйнштейна к научным плагиаторам отнюдь не безосновательно: “Многие из положений, высказанные молодым физиком-теоретиком, уже были выдвинуты его предшественниками” (с.159), а “сооружение не соответствующего заслугам Эйнштейна пьедестала”произошло “благодаря разным подпевалам и не слишком добросовестным историкам науки”(с.160-161).
“Как же Эйнштейн стал Эйнштейном?- пишет Н. Михайлов (“Техника и наука”,№ 3/83), стремясь по-своему найти разгадку “черного хода”. - Ключ к пониманию этого процесса скрыт в том деле, которым он занимался в возрасте 23-30 лет. Именно эти семь лет службы в патентном бюро Берна навсегда сформировали его отношение к науке”, именно там и тогда выковалась “специфическая черта Эйнштейна - быстрое проникновение в суть любого дела и его умелое изложение”. Характерно, что “главные научные работы были выполнены именно в те годы и основаны как раз на тех знаниях, которые ему давала патентная экспертиза”. Михайлов поясняет:“Патентные службы сильны жестким ритуалом прохождения идеи. Заявители представляют “сырье” - недозрелую интеллектуальную продукцию, а эксперт обязан быстро войти в курс дела, оценить “товар” и наметить пути его кратчайшего доведения до кондиции. Уловитель идеи, шлифовальщик формы, сумматор - вот... кем Эйнштейн в конце концов стал на всю жизнь”.
Поразительно, что “быстрое проникновение в суть любого дела и его умелое изложение” Эйнштейн блестяще продемонстрировал в своей первой статье по специальной теории относительности (СТО). “Изложение велось молодым автором в довольно необычной для научных публикаций манере, без указания идей и результатов, заимствованных из других исследований, без сопоставления полученных выводов с итогами более ранних попыток решения той же проблемы. Статья не содержала буквально ни одной литературной ссылки. При чтении ее создавалось впечатление о полной оригинальности как постановки, так и решения задачи, о первооткрытии всех изложенных там результатов. Только путем сопоставления фактически использованных в этой статье положений с ранее опубликованными статьями на данную тему можно установить несомненную связь развиваемых автором идей с высказываниями предшественников и в первую очередь - с идеями, опубликованными за несколько лет до этого Пуанкаре”(М.И.Панов, А.А.Тяпкин, А.С.Шибанов. Анри Пуанкаре и наука ХХ века.- В кн.: А.Пуанкаре. О науке. М., 1983, с.549).
“Эйнштейн в своих работах прямо оперирует отдельными научными представлениями Анри Пуанкаре. В частности, из труда “Измерение времени”, датированного 1898 годом, он заимствует у французского математика рассуждения об одновременности протекания разноместных событий” (Бернатосян, с.158). А “факт изучения им с товарищами книги Пуанкаре “Наука и гипотеза” (1902 г. - Ред.) объясняет детальные совпадения развиваемых в его последующих статьях положений с оригинальными новаторскими установками, высказанными французским ученым” (Панов и др., с.551). И еще: “Раскрывая, например, понятия “одновременности и времени”, Эйнштейн объяснял их на примере синхронизации часов, пространственно разделенных световыми сигналами. Этим сравнением пестрят почти все его публичные выступления и лекции. “Часы” Эйнштейна сделались чуть ли не ходячей легендой. Но разве не о том же самом говорил Пуанкаре еще в 1900 году?!” (Бернатосян, с.159).
Вот и ““Парадокс близнецов”, приписанный фантазии Эйнштейна, на самом деле обнаружил и использовал в качестве иллюстрации своих трудов французский мыслитель Поль Ланжевен. А до него эффект отставания движущихся часов был замечен и изучен английским физиком Джозефом Лармором в 1900 году” (Бернатосян, с.159). Списанным оказалась и знаменитое “эйнштейновское” равенство: энергия есть произведение массы на скорость света в квадрате. “За формулу E=mc2 (если бы ее открыл Эйнштейн), за нее одну можно ставить золотой памятник. Но, правда, она была известна и до Эйнштейна, он просто популяризировал ее” (С.Д.Брусин, Л.Д.Брусин. К новым основам физики. Житомир, 1996, с.24). “Мы же знаменитую формулу E=mc2 продолжаем автоматически считать формулой Эйнштейна, игнорируя колоссальный вклад в разрешение этой проблемы П.Ланжевена, Ф.Газенёрля, А.Пуанкаре, О.Хевисайда и Дж.Дж.Томсона”(Бернатосян, с.159).
Создание Эйнштейном общей теории относительности (ОТО) - в противоположность СТО - всегда считалось ярким примером разработки и решения проблемы от начала и до конца одним единственным ученым. Но и здесь не обошлось без попыток влезть на научный Олимп “с черного хода”. И здесь до того многократно обкраденный Пуанкаре “на десять лет опередил Эйнштейна”, создав первую и до 1916 г. единственную релятивистскую теорию гравитации. “И именно эта теория, исчерпывающе объясняющая с помощью сложного математического аппарата физическую сущность тяготения, составила ядро работы Эйнштейна “Основы общей теории относительности”” (Бернатосян, с.158). “Замалчивался также тот факт, что математик Д.Гильберт несколько раньше получил и опубликовал основное уравнение этой теории, за которым впоследствии закрепилось название “уравнение Эйнштейна”” (А.А.Тяпкин, А.С.Шибанов. Пуанкаре.М., 1979, с.401).
С уравнением Гильберта случилась поистине удивительная история (см. приложение в кн.: В. П. Визгин. Релятивистская теория тяготения.М., 1981). Оно было сообщено Гильбертом в частной переписке Эйнштейну, который приставал к первому с вопросами: а что, дескать, у вас получилось? Гильберт долго “темнил”, не желая выдавать свои результаты прыткому коллеге, но потом раскрыл их до публикации назойливому корреспонденту. И вдруг в очередном послании Эйнштейна с удивлением прочитал: представьте, мол, я еще до получения вашего письма пришел к точно такому же выводу... Тут Гильберт схватился за голову и, кляня себя за опрометчивость, попросил ускорить публикацию статьи со своим уравнением, которое впоследствии все равно назвали “эйнштейновским”...
Здесь нелишне напомнить и о т.н. “загадке Милевы Марич”: “Выдвигается достаточно обоснованное мнение, что Марич была не просто супруга Альберта и мать его детей, но еще и соавтор его важнейших трудов”. В одном из писем к ней Эйнштейн прямо указывает на соавторство с Милевой: “Как счастлив и горд я буду, когда мы вдвоем доведем работу по относительности движения до победного конца”. В пользу гипотезы свидетельствуют “некоторые и почему-то тщательно забытые места из воспоминаний советского физика Абрама Иоффе” (“Молодая гвардия”, № 8/91). Иоффе утверждал, что “все три эпохальные статьи 1905 года были подписаны “Эйнштейн-Марич””, из них одна формулирует основы СТО, другая обсуждает формулу E=mc2 и, наконец, третья посвящена квантам в фотоэффекте (Нобелевская премия 1921 г.). Д-р Э.Уолкер (США) уверен, что “ключевые идеи, составляющие суть теории относительности”, принадлежат Милеве, а роль Эйнштейна состояла лишь в том, что он “сумел должным образом их формализовать”(см.: “Успехи физических наук”, № 2/55). И “если все эти заявления справедливы, нежелание Эйнштейна признать заслуги Милевы в создании теории относительности есть просто факт интеллектуального мошенничества”, - отмечают в посвященной этому вопросу отдельной главе “Был ли у теории относительности соавтор” П.Картер, Р.Хайфилд(Эйнштейн. Частная жизнь. М., 1998, с.143).
“И вот еще над чем в ключе нашего разговора стоит поразмышлять: почему Альберт Эйнштейн сразу же не имел чести быть удостоенным Нобелевской премии за перевернувшую мир теорию относительности и лишь через годы после потрясающего рывка вперед получил эту престижную премию за куда менее значимое открытие квантовых законов фотоэффекта? Неужели в Нобелевском комитете догадывались, на какой научной платформе эта грандиозная теория родилась, и потому не спешили накалять страсти?”(Бернатосян, с.160).
“СОМНИТЕЛЬНА ВАЖНОСТЬ РАБОТ ЭЙНШТЕЙНА”
Словом, “любую концепцию релятивизма, приписываемую Эйнштейну, обязательно ввел в науку кто-то другой” (“Молодая гвардия”,№ 8/95). Да только в этом ли все дело? “Если теория правильная, то в конце концов не так уж важно, на чем она базируется”,- отмечал В. А. Ацюковский (ж. “Знак вопроса”?, 1-2/93). “Для науки совершенно всё равно, кто создал теорию относительности”,- Эйнштейн, Цвейштейн или какой-нибудь Дрейштейн (Галковский). Ведь научная ценность и значимость любой физической теории определяется исключительно тем, как точно и насколько глубоко она объясняет выявленные наблюдениями и экспериментами природные закономерности.
Рассуждая на эту тему, один московский физик однажды поделился своими нехитрыми подсчетами: “Вся современная промышленная энергетика во всем мире основана на трехфазном переменном токе. Открыл этот принцип и дал ему практическую реализацию, создав генератор, трансформатор, двигатель и линию передачи, наш соотечественник М. О. Доливо-Добровольский. Издательство “Наука” не обошло этот факт молчанием и выделило для него 4,15•105 экземпляро-страниц - в 126 раз меньше, чем на Эйнштейна. Но уберите из практики принцип трехфазного переменного тока, и развалится вся промышленная энергетика... Если же убрать из науки теорию относительности, то большинство естественников этого даже не заметит” (“Техника и наука”, № 5/84).
Когда “твердолобым” прагматикам из ВПК потребовались эффективные системы управления оружием, все эти “гениальные теории” пришлось задвинуть глубоко под спуд. Так, глобальная навигационная спутниковая система (ГЛОНАСС) в СССР и аналогичная ей американская GPS (система глобального позиционирования) стали яркими и самыми убедительными “свидетельствами против специальной теории относительности и в пользу существования эфира”- субстанции, которую СТО категорически отвергает (The Scientist, Vol.9, № 10/95). Входит в противоречие со СТО и основной принцип современных лазерных гироскопов3 для тактических систем наведения и навигации морских и воздушных судов...
Но оказывается, что не очень-то нуждается в “великих теориях” и сама физика: все “релятивистские” опыты и наблюдения легко истолковать, не прибегая ни к каким эйнштейновским теориям!.. В книге Л.Д.Брусина и С.Д.Брусина “Иллюзия Эйнштейна и реальность Ньютона” (М., 1993) этому посвящена отдельная глава, которая так и называется: “Классическая физика объясняет важнейшие явления, считающиеся подтверждением или следствием теории относительности”. Касаясь трудов самого “великого” Эйнштейна, Леонид Давидович и Станислав Давидович высказывают твердое убеждение в “несостоятельности как его математического аппарата, так и физического”, а в нападках эйнштейнов на ньютонову физику усматривают “беспринципное отношение к пониманию базового положения классической механики - принципа относительности Галилея”(с. 68-79).
На никчемность специальной теории относительности давным-давно обратил внимание еще Н.Е.Жуковский. “Сомнительна важность работ Эйнштейна в этой области”,- отмечал Николай Егорович, справедливо полагая, что “проблемы электромагнитной теории разрешаются с помощью старой механики”. “Не вижу надобности уклоняться от механики Ньютона”, - подчеркивал свое скептическое отношение к СТО и К.Э.Циолковский. Он отвергал “четвертое измерение” (время) как физическую бессмыслицу: “Назвать-то можно, но слово это нам ничего не открывает и не прибавляет к сокровищнице знаний”.И добавлял: “Меня очень огорчает увлечение ученых такими рискованными гипотезами, как эйнштейновская” (Исследования по истории механики. М., 1981, с.58-70). В чем-то близкую к мысли Циолковского точку зрения сегодня высказывает П.Сполтер, которая считает, что “выводы Эйнштейна о природе пространства-времени - результат спекулятивного теоретизирования (и скверной философии) и не следуют из эмпирических фактов, с которыми теория имеет дело” (P.Spolter. Gravitational Force of the Sun4 , 1993).
Сполтер характеризует специальную теорию относительности Эйнштейна как “научную фикцию, или псевдонауку” (с.98). Что, заметим, находит все больше сторонников среди исследователей научного наследия физика. Но если “СТО была ошибочна в самой своей основе” (“Наука и жизнь”,№3/90, с.121), то это как минимум свидетельствует и о несостоятельности “общей теории относительности (ОТО), которая, претендуя на обобщение СТО, тем самым обобщает пороки последней” (А. А. Денисов. Мифы теории относительности, Вильнюс, 1989, с.33). В целом же сомнительны все “современные теории “большого взрыва”, “расширяющейся Вселенной” и др., которые корнями своими уходят в положения теории относительности” (Брусины. Иллюзия Эйнштейна, с.79). “Эти теории просто не имеют отношения к реальному физическому миру”,они “потеряли всякую связь с реальностью и, развиваясь по пути математической абстракции, накапливают противоречия и не подтверждаются экспериментами” (В.А.Ацюковский. Материализм и релятивизм. М., 1993, с.143). Напомним: академику А.А.Логунову пришлось предпринять специальные усилия, чтобы систематизировать основные глупости ОТО. Включая, к примеру, такое чудовищно-нелепое предсказание “великой” теории, как “черные дыры”: “Никаких “черных дыр”, где происходит катастрофически сильное сжатие вещества до бесконечной плотности, в принципе быть не может, а следовательно, устраняется и “величайший кризис всех времен” в фундаментальной физике”. Академик настаивает, что физика “не должна допускать подобных предсказаний, ибо это означает признание “вещей в себе””. Разоблачая ОТО, Анатолий Алексеевич поясняет, что сомнительного здесь гораздо больше, чем заслуживающего доверия: “теория, в которой нет законов сохранения, не может быть удовлетворительной”, а описанное в ОТО “физическое поле, которое можно уничтожить с помощью математического трюка - простой заменой переменных... какая-то нелепость!”.Даже само название теории, пишет академик Логунов, “отражает величайшее недоразумение - ведь в ОТО “относительности”... в определенном смысле меньше, чем в СТО” (“Наука и жизнь”,№ 2-3/87, “Техника - молодежи”, № 10/86).
Другой хорошо известный читателю исследователь СТО и ОТО (энергичный и въедливый лысоватый человек с козлиной бородкой, всем нам отлично знакомый по депутатству в ВС СССР) А. А. Денисов в книге “Мифы теории относительности” не оставляет от “великих теорий” и камня на камне, рассуждая порой совсем в духе Н. Тесла, который на вопрос какого-то газетчика, как тот относится к теории относительности Эйнштейна, ответил: “Считать это физической теорией могут только наивные люди” (“Молодая гвардия”, № 8/95). И действительно, как можно восхищаться теорией, ряд положений которой - “формальная математическая спекуляция, явно не имеющая физического содержания”(с.21)? Проф. Денисов убежден, что “теория относительности загнала себя в тупик, породив систему взаимосвязанных физических мифов, которые иногда вполне приемлемы в расчетной имитационной модели, что создает видимость их правдоподобия, но переворачивают объективную реальность с ног на голову”(с.40). Действительно, “в случае экспериментальных проверок предсказаний специальной и общей теорий относительности мы сталкиваемся с ярко выраженной тенденцией выдачи желаемого за действительное вплоть до прямой подтасовки фактов” (Ацюковский, с.55). Примеров тому - множество, и все они говорят “о крайней тенденциозности и необъективности исследователей, ищущих подтверждение теории относительности Эйнштейна любыми средствами и во что бы то ни стало” (с.56). Подробному разбору этих околонаучных трюков посвящена книга В.А.Ацюковского “Логические и экспериментальные основы теории относительности”(М., 1990). Мы же расскажем только об одном из них, зато о таком, которому Эйнштейн обязан выпавшей ему славой “величайшего из гениев”...
А дело было так: на заседании британских Королевских обществ в 1919 г. (том самом, откуда берет начало “легенда об Эйнштейне”) оппонентом английских астрономов, сообщивших, что обнаруженные ими результаты искривления луча Солнцем якобы подтверждают теорию относительности Эйнштейна, выступал некий Людвик Зильберштейн, который “упрямо, но умно выдвигал возражения против этой теории” (Пайс, с.292). В ходе дискуссии Зильберштейн заявил: “Пока нет достаточных оснований утверждать, что искривление лучей света, наличие которого я признаю, вызывается тяготением” и далее, указав на висящий в зале портрет Ньютона, воззвал: “Память об этом великом человеке заставляет нас с огромной осторожностью относиться к попыткам изменить или полностью пересмотреть его закон тяготения” (Брусины. Иллюзия Эйнштейна, с.56). Вскоре были выявлены обстоятельства, подтвердившие подозрения ученого: “Сегодня астрономы скептически относятся к этому подтверждению”(М.Гарднер. Теория относительности для миллионов.М., 1964 с.117). Оказывается, данные наблюдений обрабатывались статистически. И стоит только заменить использованный астрономами метод гиперболической экстраполяции на какой-нибудь другой (скажем, на метод средних значений), как результаты наблюдений из подтверждения эйнштейновской ОТО тотчас становятся доказательством правомерности классической механики Ньютона!..
И еще: творения Эйнштейна должны были объяснить нестыковки дорелятивистской физики, но вот уже три четверти века ученые никак не могут совладать с противоречиями внутри самих этих теорий. Так, “специальная теория относительности несовместима с идеей существования в природе эфира, а ОТО несовместима с идеей отсутствия в природе эфира, хотя обе части теории относительности вытекают из одних и тех же постулатов, и даже, более того, ОТО является прямым продолжением специальной теории относительности, и обе теории имеют одного автора”(Ацюковский, с.30). Словом, теории Эйнштейна ложны в своей основе, не объясняют законов природы и не нужны ни в инженерной практике, ни в науке (включая фундаментальную физику); все их многочисленные “подтверждения” - результат ошибок или подтасовок, выдачи желаемого за действительное, а “гениальные” предсказания - метафизический бред и околонаучная спекуляция. Наконец, даже внутренняя “красота теории относительности принадлежит к числу <...> легенд” (Денисов, с.4)... Но что-то ведь остается? Ответ вынесен в подзаголовок одной из разоблачительных книг Готтарда Барта по теориям релятивизма: “Дилетантизм и надувательство” (G.Barth. Die Relativitaetstheorie. Dilettantismus und Betrug, 1984)...
СПЕКУЛЯТИВНАЯ ФИЗИКА
Давайте сравним: если из научного наследия великого Пуанкаре вычеркнуть заложенные им основы специальной и общей теорий относительности как ошибочные, он все равно останется “одной из самых ярких личностей, когда-либо рожденной человечеством” (Бернатосян, с.156). “Пуанкаре оставил первоклассные труды практически во всех областях математической науки”, и это был “единственный человек, разум которого мог охватить все, что создано разумом других людей” (Панов и др., с.522-523). А что без СТО и ОТО останется от Эйнштейна? Второстепенные работы по фотоэффекту да бесплодные потуги геометризации электромагнитного и гравитационного полей, которые по большому счету выявили несостоятельность Эйнштейна как “великого” физика-теоретика...
Но дело не только в плодовитости или в масштабах научного гения. Вместе с Эйнштейном в науке утвердился новый тип ученого - эдакого жуликоватого хитрована, наглого ловчилы и бессовестного плагиатора-хохмача. Скандальная биография Эйнштейна просто изобилует подобного рода фактами.
Так, на церемонии награждения Нобелевской премией Сванте Аррениус подробно осветил аргументацию Шведской академии, решившей наградить Эйнштейна не за теории относительности, а за “заслуги в области теоретической физики и, в особенности, за открытие закона фотоэлектрического эффекта”. Отметив научную неоднозначность эйнштейновских работ по релятивизму, Аррениус не преминул напомнить: “Не секрет, что известный философ Бергсон в Париже оспорил эту теорию”5. Нетрудно представить изумление их королевских величеств, представителей Шведской академии, но в особенности проф. А. Гульстранда, автора резко отрицательного отзыва на СТО и ОТО в Нобелевский комитет, когда выяснилось, что обязательную лекцию Эйнштейн посвятил не фотоэффекту, а своей спорной в научном плане теории!.. О том, что подобные личные качества “гения” - скорее правило, чем досадное исключение, свидетельствует и доклад-рекомендация на должность профессора Цюрихского университета (1909): “Доктор Эйнштейн является иудеем, и именно лицам этой национальности приписывают (во многих случаях не без основания) неприятные особенности характера, такие как назойливость, наглость и торгашеские наклонности, проявляющиеся в их понимании своего положения в науке” (Пайс, с.178). Заметим: доклад в целом носил положительный характер. Но что с того?..
Совсем иное дело Пуанкаре, славившийся научной щепетильностью и исключительной порядочностью. Ему были присущи даже “чрезмерная сдержанность и умеренность в оценке плодов своего труда”: он с готовностью делился результатами своих работ, высоко оценивая каждого, “кто добился хоть каких-нибудь результатов в избранной им самим области исследования”. “Именно по его инициативе в физику и математику вошли преобразования Лоренца, числа Бетти, Клейновы группы и функции, устойчивость по Пуассону” (Панов и др., с.547, 552). Все эти достойные подражания качества Пуанкаре мы находим и в истории создания великим французом теории относительности. Правда, за единственным исключением: имя Эйнштейна в работах Пуанкаре вообще не упоминалось, что в глазах последнего было самой резкой (!) формой протеста против незаслуженного превознесения заслуг теоретика-плагиатора.
Напомним: Пуанкаре обратился к работам Лоренца в то самое время, когда классическая физика столкнулась с трудностями при объяснении явлений электромагнетизма. Особенно любопытным французскому математику показался тот остроумный способ, каким его голландский коллега пытался истолковать результаты опыта Майкельсона-Морли, якобы выявившего отсутствие в природе эфира. Не придавая значения собственным работам, Пуанкаре поначалу ограничивался мелкими замечаниями, затем выступил с чуть более подробным изложением проблемы, и только когда увидел, что пересказ его статей Эйнштейном всеми воспринимается как новая всеобъемлющая теория, выступил с пространным разъяснением своих взглядов и воззрений. Верны они были или ошибочны, но кроме Лоренца у Пуанкаре не было предшественников (а ссылаться на себя он считал бестактным), поэтому “вольно или невольно приписывал Лоренцу свое понимание проблемы”(Панов и др., с.552)
Находясь под жестким пропагандистским прессом эйнштейнианцев, убежденных, что с рождением новой теории классическая физика, наконец, повержена, Пуанкаре осторожно, но настойчиво доказывал обратное. Он считал физически безупречными не только преобразования Лоренца, но и классические преобразования Галилея, а “несовпадение теоретических результатов с астрономическими наблюдениями Пуанкаре расценивает как предостерегающий сигнал о том, что не следует торопиться с окончательным оправданием новой механики” (Панов и др., с.551).
Совсем другие посылки были у Эйнштейна: “Его основным намерением, приведшим в конце концов к созданию теории относительности, было не стремление устранить противоречие между результатом опыта Майкельсона-Морли и теориями эфира, господствовавшими в XIX в., а отрицание, вне зависимости от опыта Майкельсона-Морли6 , построений науки прошлого столетия как лишенных внутренней убедительности и потому искусственных” (Пайс, с.114). Иначе говоря, перед Эйнштейном стояла сверхзадача, которая к целям научного поиска не имеет никакого отношения, - во что бы то ни было низвергнуть и опорочить гениальные творения классической физики.
Именно эта изначальная заданность объясняет нам, почему эйнштейновские теории сотканы из похожих на физику догматов и всевозможных “чудес” типа “черных дыр”, “расширяющейся Вселенной”, столь же бредовых, как ветхозаветное разрушение Иерихона трубным гласом - физически вроде бы допустимое, но вступающее в непримиримые противоречия с реальной действительностью.
На связь теорий Эйнштейна с мистическими представлениями древних одним из первых обратил внимание А.Ф.Лосев. В знаменитой “Диалектике мифа” (А.Ф.Лосев. Философия. Мифология. Культура.М., 1991, с.33-34) видный русский советский философ отмечал: “Принцип относительности... делает мыслимым оборотничество и вообще чудо7 ... И мы сейчас видим, как отнюдь не научные страсти разгораются вокруг теории относительности... И недаром на последнем съезде физиков в Москве (V съезд русских физиков. - Ред.) пришли к выводу, что выбор между Эйнштейном и Ньютоном есть вопрос веры, а не научного знания самого по себе”. Но, как замечает Алексей Федорович, “отказать в научности по крайней мере математической стороне этой теории может только неосведомленность в предмете и невежество в науке вообще”.
Что касается теорий с физической стороны, здесь все иначе: “Они ставят целью вскрыть не внутренние механизмы явлений, а лишь непротиворечивое математическое их описание. Математике в этих теориях придается особое значение, а физическая суть выискивается из математических законов, а не наоборот”(Ацюковский, с.23). “Я убежден, что посредством чисто математических конструкций мы можем найти те понятия и закономерные связи между ними, которыедадут нам ключ к пониманию явлений природы”,- писал сам создатель СТО и ОТО, и эта “убежденность Эйнштейна в возможности находить новые понятия чисто математическим путем может уходить своими корнями в 1905 г.”(Пайс, с.167-168)... Между тем, как раз “такой по сути математический, а не физический подход принес теории быстрый успех, поскольку, во-первых, освободил физиков от необходимости думать над сутью процессов, что стало большим облегчением для тех из них, кто был лишен этой способности, а во-вторых, позволил формально описать ряд процессов, не поддававшихся ранее описанию ввиду отсутствия соответствующего физического объяснения” (Денисов, с.3).
Но дело не только в этом. В какой-то степени феномен и некритическое восприятие “великих” теорий связаны с кругом религиозно-мистических понятий и идей, лишь пересказанных языком математизированной псевдонауки. Тот же эфир, к примеру, был “прозорливо” отвергнут Эйнштейном в его СТО, хотя ядро теории составили заключения Лоренца и Пуанкаре, выведенные в предположении, а, стало быть, верные только в рамках концепции неподвижного эфира. Но, как оказывается, “гениальное” умозаключение об отсутствии эфира скомпилировано из изданной еще в 1888 г. “Тайной доктрины” Е. П. Блаватской - одной из настольных книг Эйнштейна8 ...
Словом, проф. А.А.Денисов бесконечно прав, называя СТО и ОТО “Священным писанием”: лишенное физической сути математическое “начетничество” теорий своими корнями уходит в теософию и мистические каббалистические культы, а стиль их изложения напоминает ветхозаветные пророчества, которые следует принимать просто “на веру”. “Речь идет о таких горизонтах, которые навсегда останутся недоступными профанам, - писал французский эйнштейнианец Мишель. - Отвлеченные представления, которые требуются для ее понимания, нужны нам прежде всего для того, чтобы отделаться от старого привычного образа мыслей” (Ацюковский, с.142). А заодно, надо думать, отделаться и от тех, кто не приемлет математические манипуляции спекулятивной псевдофизики.
“Им важен не поиск истины”, - констатировал академик А. А. Логунов, рассказывая, к каким ухищрениям прибегают эйншейнопоклонники в дискуссиях с теми, кто твердо отстаивает научные принципы естествознания: “На международном семинаре в Москве некий ученый выступил с критикой моих идей. Он многословно что-то доказывал, а я предложил ему попросту написать свои предположения на доске. После того, как он это сделал, я тут же показал его ошибки всему залу. Потом я узнал, что один известный, уважаемый академик отчитывал беднягу-профессора: дескать, что же ты наделал! Сказал - и хватит, зачем же формулы писать?! Разве в таких случаях формулы пишут!” (“День”, № 6/92). Как подчеркивал Джон Чеппел (США), историк науки и член антирелятивистского “Натурфилософского союза”9, научная правда вне сферы интересов эйнштейнианцев: “Они не знают наших возражений, ибо не слушают. Они не участвуют в наших заседаниях, они не читают наших журналов. Когда они отклоняют наши статьи, они не утруждают себя даже просмотреть их”(The Scientist10 , Vol.9 № 10/95).
Напомним еще одно мнение А.Логунова по поводу ОТО: “Сегодняшнее отношение к этой теории в большой степени основано на вере. Но наука не вера” (“Наука и жизнь”, № 3/87). А релятивистские концепции Эйнштейна - не наука, а религиозно-сектантская псевдотеория, сотканная из похожих на физику догматов и разного рода “чудес”, - удобная лазейка для гениев прохиндейства и не умеющих думать представителей спекулятивной псевдофизики.
СИЛОВЫЕ МЕТОДЫ
Когда в 1931 г. в Германии вышла книга “100 авторов против Эйнштейна”, последний отшутился: дескать, если теория была бы неверна, хватило б и одного-разъединственного автора. Отнюдь не шутейную подоплеку сказанного недавно раскрыл журнал “Сайентист”: “С самого начала лучшие эксперты эйнштейновского времени - такие, как Анри Пуанкаре, Хендрик Лоренц, Эрнст Мах и Альберт Майкельсон, чьими идеями воспользовался Эйнштейн, - объявили о своем неприятии специальной теории относительности. Позже чрезвычайно одаренные ученые, такие как Герберт Айвз, Альфред О’Рэйли и Фредерик Содди осуществили впечатляющий критический разбор теории, а за последние 15 лет возражения ей нарастали очень быстро во многих странах мира. Вера в эту ложную теорию поддерживалась не фактами и аргументами, но главным образом силовыми методами...” (The Scientist, Vol.10, № 6/96).
В самом деле: в отличие от всех фундаментальных теорий СТО и ОТО проложили себе дорогу не через науку, а путем подавления инакомыслия, благодаря запугиванию, запретам, моральному и физическому террору. Протаскивание теорий в “гениальные” происходит обычно по одному и тому же сценарию, с одинаковым набором характерных приемов и методов, далеких от этических норм научных дискуссий. Причем таких, которые позаимствованы из арсенала средств политической борьбы и идут в дело всякий раз, когда эйнштейновские измышления по каким-либо причинам не принимаются просто “на веру”, а одного пропагандистского навязывания “общепризнанной” точки зрения на величие научного гения Эйнштейна и его детищ оказывается недостаточно...
“В 1917 году Фридрих Адлер, работавший вместе с Эйнштейном в Цюрихском университете, был насильственно подвергнут медицинской экспертизе на предмет установления у него умственного расстройства. Основанием послужило то, что Адлер опубликовал работу, в которой опровергал теорию относительности. Так что, когда современные эйнштейнианцы объявляют публично всех критиков этой теории параноиками, то это давно уже не ново. В 1978 году академик Зельдович в очередной раз назвал параноиками тех, кто критикует “святые” догматы: эйнштейнианство и термодинамику. А еще ранее А. Бронштейн в книге “Беседы о космосе и гипотезах” сообщал, что “...только за один 1966 год отделение общей и прикладной физики АН СССР помогло медикам выявить 24 параноика” (“Молодая гвардия”, № 8/95)...
“Не так давно один из широко известных членов Верховного Совета СССР профессор А.А. Денисов рассказал на страницах “Литературной газеты” (1990, № 9) о злоключениях своей работы “Мифы теории относительности”: “Несколько раз я пытался опубликовать свои статьи, посвященные этой проблеме, в научных журналах. В ответ имею кипу однотипных ответов из разных редакций: “Опубликовать Вашу статью не можем, поскольку ее выводы противоречат теории относительности”... Все дело в том, что уже более двадцати лет назад президиум Академии наук СССР принял постановление, в котором предлагалось не рассматривать никакие посягательства на теорию относительности. Ни больше, ни меньше. Ничего подобного мировая наука не знала” (последнее не вполне точно: “никакие посягательства” не допускались, например, по отношению к теориям Сталина или Гитлера, - пусть кому-то это сопоставление и покажется “кощунственным”; отмечу, что главный популяризатор Эйнштейна в СССР Б.Кузнецов причислил его к “величайшим мыслителям всех времен и народов”, - формула знакомая). “Те же сложности, - продолжает А.А.Денисов, - возникли у академика А.Логунова... несмотря на то, что сам он является вице-президентом Академии наук СССР”” (В.В.Кожинов. “Наш современник”, № 6/90).
Добавим: в СССР решения о запрете на критику теорий относительности принимались как минимум трижды. “В 1934 году выходит специальное постановление ЦК ВКП(б) по дискуссии о релятивизме, в котором все противники этой “теории” относились либо к “правым уклонистам”, либо к “меньшевиствующим идеалистам”, со всеми вытекающими из этого для них последствиями: Соловки, беломорканалы, магаданы...”.Далее: “В 1942 году на юбилейной сессии, посвященной 25-летию революции, Президиум АН СССР принимает специальное постановление по теории относительности: “действительное научно-философское содержание теории относительности... представляет собой шаг вперед в деле раскрытия диалектических закономерностей природы”.Это постановление было подкреплено устным запретом-указанием всесильного Берии, который в то время руководил атомной “Проблемой № 1”. Наконец,“в 1964 году Президиум АН СССР издает закрытое постановление, запрещающее всем научным советам, журналам, научным кафедрам принимать, рассматривать, обсуждать и публиковать работы, критикующие теорию Эйнштейна” (“Молодая гвардия”, № 8/95).
“В 1989 году А.А.Денисову удалось все же размножить свою небольшую работу на ротапринте в Вильнюсе, в местном Институте научно-технической информации. Но после выхода этой почти “самиздатской” книжки “началась, - сообщает А.А.Денисов, - фантасмагория, сравнимая, я не преувеличиваю, лишь с деяниями средневековой инквизиции... Требовали моего увольнения, лишения меня докторской степени. Но тут как раз... я стал депутатом, а, как вы знаете, уволить народного депутата непросто. Но дело на этом не закончилось. Уже будучи на Съезде, узнал от председателя мандатной комиссии, что и туда поступают письма с требованием отозвать меня... на основании того, что профессор Денисов не может быть депутатом, поскольку не так понимает теорию относительности...
Продолжаются разнообразные гонения на кооператив, торгующий моей книгой, его угрожают “уничтожить... если он не перестанет продавать мои “Мифы”...” (Кожинов).
На первый взгляд трудно понять, как депутатские полномочия могут быть связаны с “неправильным” пониманием какой-то физической теории. Но все встает на свои места, если принять во внимание, что “феномен Эйнштейна” в немалой степени состоит в том, что “гениальность” ученого принято исчислять не столько вкладом в мировую сокровищницу знаний, сколько личностью автора “великих” теорий, а зачастую - одной лишь национальной принадлежностью этой личности. Порой достаточно без должного пиетета отозваться, скажем, о безрезультатных попытках Эйнштейна разработать единую теорию поля, чтобы напороться на беспочвенные (и явно не научные) обвинения, которыми не брезговал “отец” релятивистских концепций, публично расценивавший критику своих теорий “как особую форму антисемитизма” (Ф.Гернек. Альберт Эйнштейн.М., 1966 с.168).
Трудно составить истинное представление о серьезности ущерба от подобных выходок для судеб науки. В одной только Германии в 20-е гг. вышла добрая сотня (!) книг, брошюр и научных статей11, в которых представители этой самой сильной физической школы того времени разнесли в пух и прах все основные положения, выводы, следствия и опровергли известные к тому времени “подтверждения” ОТО и СТО. Увы, современные критики теорий релятивизма почти ничего не знают об этих работах, а из опасения получить ярлык “антисемита” к ним боятся даже подступиться, хотя научная этика требует от ученых основательного изучения трудов всех их предшественников, причем вне зависимости от политических симпатий и антипатий последних.
Но важно здесь и другое: вся история разоблачения теорий относительности в Веймарской Германии подверглась самой ожесточенной фальсификации. Так, биографии Эйнштейна насыщены рассказами о том, как “националисты” и “антисемиты” травили этого ученого. И действительно, критика теорий релятивизма в 20-е гг., без сомнений, шла не только с позиций чистой науки. Так ведь и Эйнштейн со товарищи не отсиживались молча. Разница лишь в том, что оппоненты теорий относительности критиковали Эйнштейна и с политико-консервативной, и с научной точек зрения, а сторонники последнего ввязываться в научные споры даже не помышляли. Навязывание ими германской, да и мировой общественности “общепринятого” взгляда на теории изначально имело явный политический подтекст, причем эти силовые акции носили столь возмутительный характер, что своих сограждан “Эйнштейн довел в свое время до такого состояния, что Гитлера люди стали на руках носить”(Галковский12).
Под напором безудержной пропагандистской кампании, дискредитирующей научное достоинство физической школы Германии, ученые этой страны объединились против теории относительности, противопоставив силовым методам эйнштейнианцев другую силу и другую политическую волю. Именно здесь кроется причина успеха (правда, временного) представителей германской научной школы, которые не просто показали научную несостоятельность “великих” теорий, но и сумели отразить все политические вылазки, какими сторонники Эйнштейна пользуются для подавления научного инакомыслия.
Компьютерная “Мультимедийная энциклопедия Гролье”13 ясно указывает, что послужило первотолчком для размежевания между противниками и сторонниками релятивистских теорий: “Политические взгляды Эйнштейна - пацифизм и сионизм - настроили против него консерваторов в Германии”, хотя, собственно, “работа Эйнштейна(в Прусской академии наук. - Ред.) финансировалась милитаристами”(Картер, Хайфилд, с.222) Но одно дело начальный толчок, и совсем другое - истинные корни противостояния. Диву даешься, что столь различные по своему складу и научным интересам ученые мужи, как Макс Абрагам, Эрнст Мах, Филипп фон Ленард, Иоханнес Штарк - почти одновременно пережили ту же эволюцию взглядов на личность Эйнштейна и его теоретические труды - от восторженности первыми работами молодого физика до полного неприятия его “великих” теорий, до открытой враждебности к их автору. Добавим сюда и великого Пуанкаре, который в те же годы по сути солидаризировался со своими германо-швейцарскими коллегами, и станет ясно: измышления спекулятивной физики - вот что с 1910-х гг. стало главным научно-философским водоразделом между воззрениями различных ученых, к какой бы нации или этнической группе они ни принадлежали.
Не случайно, а закономерно, что защита истинной науки от псевдофизики заставила многих ученых-евреев встать в ряды решительных противников теорий относительности. Среди них и Людвик Зильберштейн, который “упрямо, но умно выдвигал возражения против этой теории” (Пайс, с.292). Это и геттингенский физик-теоретик Макс Абрагам, который открыто боролся со СТО и нарождающейся ОТО, подчеркивая, что “теория относительности угрожает здоровому развитию физики” и нельзя “дать себя убаюкать сладкоголосым напевам этой теории” (Пайс, с.222). И “гений эксперимента” Альберт Майкельсон, который “чувствовал себя неуютно в вопросах теории относительности” (Пайс, с.111), разоблачая физическую бессодержательность и абсурдность постулата СТО об отсутствии эфира. И даже среди 100 авторов против Эйнштейна - на первом месте стоит д-р Г.Израэль, посвятивший развенчанию релятивистских бредней отдельную книжку...
Иначе говоря, во внутриполитически неоднозначных условиях Веймарской республики (но задолго до того, как там вызрели и утвердились идеи национал-социализма) представители физической школы Германии сумели отстоять достоинство истинной науки, несмотря на безумную и несмолкающую пропагандистскую кампанию по возвеличению мнимых заслуг Эйнштейна вместе с его бредовыми теориями, - пропагандистской кампании, которая с тех самых времен идет под флагом национализма (сионизма), хотя именно в национализме (фашизме, антисемитизме) обычно обвиняют всех оппонентов релятивистских теорий.
КАНОНИЗАЦИЯ БОЖЕСТВА
“Нелогичные, на первый взгляд, дела и поступки “друга Советской страны”... выстраиваются в стройную цепь легко объяснимых событий, если мы вспомним: на политическом небосклоне первой половины ХХ в. не найти другой такой знаменитой личности, столь тесно связавшей свое имя с сионистским движением, как Альберт Эйнштейн... Активное проталкивание Эйнштейна в Нобелевские лауреаты и его безмерное восхваление как якобы величайшего гения всех народов и времен - все это своего рода реверанс мирового Сиона за участие физика в сионистском движении на протяжении многих десятилетий” (“Дуэль”,№ 43/98). Нужно лишь обязательно уточнить: и “Нобель-приз”, и слава величайшего из гениев не просто “выпали” на долю Эйнштейна, а достались ему в обмен на поддержку политических устремлений сионистов - как результат особой сделки с последними.
“Вплоть до 1919 года Эйнштейн не имел никаких связей ни с сионизмом, ни с сионистским образом мыслей”, - вспоминал Курт Блюменфельд14, “с 1910 по 1914 г. генеральный секретарь Исполкома сионистских организаций мира, находившегося в Берлине, а с 1924 по 1933 г. - президент Союза немецких сионистов”(Пайс, с.302). (Здесь Блюменфельд искажает хорошо известные факты. На самом деле Эйнштейн познакомился с азами сионизма уже в 1911-12 гг., но лишь с переездом в Берлин в 1914 г. у него пробудились “еврейско-национальные чувства” (См.: Гернек, с. 112 и 162). В 1914-18 гг. Эйнштейн пока еще отвергал взгляды таких сионистов-радикалов, как Блюменфельд и Вейцман с их идеей создания “сионистского рая” в Палестине, однако вовсе не чурался ни еврейского национализма, ни сионистских чаяний устройства Иудейского царства прямо “на местах”. Иначе говоря, зернышко попало в хорошо унавоженную почву, и истинная “заслуга” Блюменфельда состоит не в обращении ученого в сионизм, а в том, что ему удалось принудить Эйнштейна примкнуть к наиболее радикальному крылу сионистского движения). Блюменфельд продолжает: “В феврале 1919 года произошла встреча(имеется ввиду встреча с Эйнштейном. - Ред.), которая произвела переворот в отношении Эйнштейна к еврейскому народу. В это время Феликс Розенблюм (ныне (т.е. в 1956 г. - Ред.) министр юстиции Израиля Пинхас Розен) представил список еврейских ученых, у которых мы хотели пробудить интерес к сионизму. Среди них был Эйнштейн. Естествоиспытатели уже много знали о значении этого человека; но, когда мы его посетили... еще не было толпы интервьюеров, фотографов и любопытных, которые осаждали его в дальнейшем”.
Действительно, в первые полтора десятка лет научной карьеры Эйнштейна его имя появлялось лишь в малотиражных научных изданиях, и “до 1919 года Эйнштейн... занимался обычной научной деятельностью в тесном контакте с рядом своих - вполне, кстати, достойных его - коллег и имел равную с ними известность. Но в 1919 году произошел неожиданный и неслыханный взрыв популярности Эйнштейна, о чем можно узнать из любого его жизнеописания” (“Наш современник”, № 6/90). В одной из биографий ученого находим по этому поводу, например, такие строки: “Вдруг появляется новая фигура, “внезапно прославившийся доктор Эйнштейн”... Он - новый Моисей, сошедший с горы, чтобы установить свой закон; он - новый Иисус, которому подвластно движение небесных тел. Он говорит на непонятном языке, но волхвы уверяют, что звезды подтверждают его правоту... В нем воплощены два сокровенных желания человека - знать и верить, не зная... Он... - богоравный человек ХХ в.”(Пайс, с.298)
В.В.Кожинов, исследовавший этапы прославления Эйнштейна, аргументированно опровергает мнение, будто сионисты заинтересовались Эйнштейном лишь только после того, как в 1919 г. тот стал всемирно знаменитым. “Дело обстояло явно противоположным образом”, - настаивает Вадим Валерианович (“Наш современник”, № 9/90), и вот подлинная последовательность событий.
В конце 1918 г. штаб-квартира Всемирной сионистской организации (с ее главой Хаймом Вейцманом) перебралась в Англию. В феврале 1919 г. Курт Блюменфельд “ввел” Эйнштейна в “систему” сионизма. В конце мая две экспедиции из Англии поставили перед собой задачу экспериментально подтвердить теорию относительности. “Затем, - пишет Пайс, - настало 6 ноября 1919 г., день, когда Эйнштейн был канонизирован” (с.291), то есть как бы признан “святым” (А.Пайс замечает там же: “Весьма соблазнительно провести здесь параллель с... канонизацией, хотя в данном случае речь идет о живом человеке... Канонизированная личность почитается всеми”). И с “7 ноября 1919 г. начала создаваться легенда об Эйнштейне” (с.293). Пайс имеет в виду, что 7 ноября 1919 г. в знаменитой лондонской газете “Таймс” были опубликованы материалы под такими заголовками: “Революция в науке”, “Новая теория строения Вселенной”. На следующий день та же газета опубликовала статью “Революция в науке. Эйнштейн против Ньютона”... Новость была тут же подхвачена прессой Нидерландов...” (с.293-294). А 14 декабря популярнейшая немецкая “Берлинер иллюстрирте цайтунг” поместила фотографию Эйнштейна на первой полосе с заголовком “Альберт Эйнштейн - новый гигант мировой истории” (с.294)” (там же).
А вот еще одно странное совпадение дат и событий: именно в феврале 1919 г. Эйнштейну “вдруг” стало известно, что в скором будущем его ожидает присуждение Нобелевской премии. Верно, что ученый “был в числе кандидатов на присуждение Нобелевской премии по физике каждый год с 1910 по 1922 г. (кроме 1911 и 1915)” (Пайс, с.478), но верно и то, что все 12 лет подряд “Нобелевский комитет... не хотел присуждать премию за теорию относительности” (Картер, Хайфилд, с.245). С тем же успехом кандидатуру физика могли бы “прокатывать” и далее, но реальный ход событий показал, что на Шведскую “академию очень уж давили, требуя присудить премию Эйнштейну” (Пайс, с.483). Стало быть, сведения о своей обязательной премии Эйнштейн получил не из комитета по “Нобелю”, а из каких-то других конфиденциальных источников, к которым он получил доступ в начале 1919 г. Что и зафиксировано 14 февраля 1919 г. в бракоразводных документах, где Эйнштейн обещает передать Милеве денежное содержание ожидаемого им шведского “приза”, фактически - в качестве отступного за окончательное оформление расторжения брака. Все эти обстоятельства заставляют думать, что и Нобелевская премия, и женитьба на иудейке (с разводом с христианкой Марич) - звенья одной цепи и связаны с условиями сделки Эйнштейна с сионистом Блюменфельдом.
Любопытно, что Эйнштейн не просто “примкнул” к радикальному крылу сионистов, а подвергся самой настоящей вербовке. Блюменфельд откровенно рассказывает, как для этого он использовал особый “метод, который использовали друзья и сторонники сионизма”: “именно извлекать из человека только то, что в нем уже заключено, и никогда не пытаться привносить нечто такое, что не соответствует его сущности... Я предложил Эйнштейну прийти на той же неделе на доклад, который я должен был сделать в узком кругу... Мой доклад пробудил в Эйнштейне представления, которые соответствовали его сущности... В последующие месяцы имел место ряд бесед, в которых о сионистском деле говорилось по большей части косвенно... Сионизм был постепенно втянут в круг его интересов... Достижимость успеха была обеспечена тем, что мне удалось так вжиться в его стиль, что в конце концов у него возникло чувство, будто формулировки не привнесены в него извне, но спонтанно вырабатываются им самим... В дальнейшем неоднократно в Америке доверял он мне формулировки исходящих от него деклараций. В написанном от руки письме от 1 июня 1944 года сказано: "Чувствую, что я стою к Вам ближе, чем мог бы подумать. Это обнаруживается в том, что Вы без труда способны так копировать мой стиль, что по истечении некоторого времени я сам во многих случаях не могу определить, кем, собственно, из нас текст написан”.
Из откровений явствует, что многочисленные письма-обращения, петиции и декларации Эйнштейна суть не что иное как творения сиониста Блюменфельда, который с присущей ему ловкостью освоил стиль этого “писателя” и на регулярной основе напитывал “гения” своими политическими идеями. Говоря об Эйнштейне, некоторые авторы удивляются, что “все знают о его письме Рузвельту по поводу атомной бомбы (которое, что известно далеко не всем, не сыграло абсолютно никакой роли в развертывании работ по проекту “Манхэттен”. - Ред.), но другие политические акции ученого мало известны” (“Ex libris”, НГ, 04.03.99). Но не в том ли разгадка несоразмерно малой известности общественно-политических акций Эйнштейна (в сравнении с его мировой славой “борца за мир”, “друга прогрессивного человечества”), что их популяризация способна высветить неприглядные стороны эйнштейновских дел и поступков, проходивших под диктовку “величайшего революционера духа в движении сионистов”, как отзывался о Блюменфельде Бен-Гурион (Пайс, с 302)?
И действительно, в обывательском представлении Эйнштейн предстает чуть не полубогом, каждый из поступков которого отражает интеллектуальную мощь гениальнейшего из мыслителей. Не случайно, что в списке 100 величайших евреев (“Дуэль”,№ 10/97) его имя стоит сразу вслед за пророком Моисеем и Христом, но, что не менее удивительно, опережает даже родоначальника евреев Авраама (5-е место) и апостола Павла (6-е)... Но кто-кто, а настоящие творцы образа Эйнштейна как “духовного и интеллектуального вождя человечества” знали истинную цену этому “мировому гуру”. Безмерное превознесение мнимых заслуг “оракула”, “мудреца” и т.п. - все это ширпотреб для падкой на сенсации публики. Внутри же сионистской иерархии Эйнштейн занимал низшую ступень, что, соответственно, диктовало отношение к “гению” как к разменной фигуре в тонкой политической партии, разыгрываемой международным сионизмом.
Например, в 1921 г. от ученого в ультимативной форме потребовали участия в турне по США, и эта “поездка должна была послужить пропаганде сионистской идеи”.Как же реагировал Эйнштейн? “Я без особого удовольствия еду в Америку, - пишет он, - и делаю это только в интересах сионистов, которые вынуждены выколачивать доллары...” (Гернек, с.163). А в пересказе того же случая Блюменфельдом открываются иные интересные подробности: “10 марта 1921 года я получил пространную телеграмму от Хаима Вейцмана из Лондона. Я должен был побудить Эйнштейна отправиться вместе с ним в Америку... Он ответил сначала отказом... “Я не гожусь для той роли, которую Вы мне навязываете... Следует только использовать мое имя, которое теперь у всех на устах”... Я еще раз громко прочел телеграмму Вейцмана и сказал: “Не нам поручено знать, что необходимо сегодня сионистскому движению. Нам известны не все обстоятельства... И если Вы принимаете всерьез свой поворот к сионизму, то я имею право обратиться к Вам от имени доктора Вейцмана... делать в любой момент то, что он сочтет необходимым...” Эйнштейн ответил: “...Для Вас телеграмма является приказом. Я понимаю, что и я в этом случае должен подчиниться”...
И так оно случалось каждый раз, когда Эйнштейну приходилось иметь дело с сионистами, и всякий раз повадки “властителя умов человечества” вмиг сменялись какими-то просительными интонациями и поступками. В ответ на что его хозяева-сионисты, наоборот, обращались с ученым бесцеремонно и в унижающей человеческое достоинство манере. Так, в 1952 г., когда умер Х. Вейцман, Эйнштейну предложили занять пост президента Израиля, но сделали это по-хамски - через газетную публикацию и вообще без каких-либо предварительных консультаций с ним. “Эйнштейн был категорически против этого предложения, которое чуть позже было официально прислано на адрес Эйнштейна. Друг Эйнштейна писал о том, что великий ученый... “решил не посылать телеграмму, а позвонить немедленно в Вашингтон. В коротком разговоре с послом он почти униженно объяснял свое положение” (Альберт Эйнштейн/ Авт.-сост. О.Мицук. Минск, 1998, с.252). Но это еще что!.. Когда в 1945 г. прославленный физик возмутился было американской политикой ядерного шантажа, тотчас последовал новый окрик: “Ученому было сообщено, что в Белом доме “с удивлением и тревогой” следят за негативной позицией ученого по отношению к американской политике в области атомной проблемы. Через некоторое время после посещения представителем Белого дома Принстона Эйнштейн вдруг заявил о том, что он выступает за идею “мирового правительства” (с.229)...
И вот о чем необходимо сказать напоследок: “Утрату лидирующего положения в науке Эйнштейн компенсировал для себя тем, что все активнее участвовал в общественной жизни, отдавая дань своему страстному политическому идеализму” (Картер, Хайфилд,с.265)... Увы, здесь все, как в средневековых рассказах о продаже души дьяволу: пусть не гениальный, но одаренный ученый, связавшись с силами зла, пожертвовал свободой научного творчества ради славы “гения” и сопутствующим ей благам. Разумеется, всем этим он был щедро одарен своими новыми хозяевами, но расплата пришла незамедлительно: у Эйнштейна-ученого “постепенный спад начался после 1920 г.”(Пайс, с.308) - сразу после того, как к нему пришла общемировая известность. Так что вместо величайшего триумфа мы обнаруживаем нечто совсем иное: реальные достоинства Эйнштейна оказались столь не соразмерны распропагандированному образу гениального полубожества, что бремя всемирной славы подавило в нем творческие начала, уничтожило в Эйнштейне физика, выставив всем напоказ униженного и жалкого человека - заложника сионистских интриг и во многом чуждых ему общественно-политических интересов.
Вот об этих-то фактах из удивительной биографии Эйнштейна и хотелось бы напомнить всем читателям и писателям в год 120-летия ученого и 80-летия рождения легенды о нем как о “гении всех времен”...
В.К. Булавин
ССЫЛКИ